Stuff and Docs

Last War, Next War: завершающий материал специального проекта

В третьем материале мы обращаемся к тем, для кого стараются и Владимир Путин, и Мединский, и дизайнеры с кураторами: посетителям мемориалов и выставок. Как гости реагируют на памятники, что им нравится: бесплатные коньки у Храма вооруженных сил, катание на мини-танках или кафе глинтвейном «На Берлин»? Редакция Perito с помощью социолога из ВШЭ анализирует, что делают люди в местах военной памяти и каким образом воспроизводятся идеи, заложенные в основу мемориалов.

Символические вещи могут казаться неважными и незначимыми, гротескными и комичными. Но именно они составляют «тело» политики памяти, контекст для разрушительных политических действий в адрес живых людей.

Мини-танки, штыкование чучела и бесплатный каток: что делают россияне в местах военной памяти

Весь спецпроект Last War, Next War теперь доступен по ссылке memory.perito.media

@prtbrt

Perito

Что делают россияне в местах военной памяти

Как государство с помощью военных мемориалов создает норму восприятия войны и забирает семейную память.

1907 год, Лондонский съезд РСДРП (б)

Суд над королем«Королю Карлу потребовалось пятнадцать напряженных минут, чтобы добраться до Вестминстер-Холла. Южный, высокий конец огромного зала был огражден перилами и покрыт циновками, приподнимая ту часть, где находился суд, в то время как остальная часть зала была доступна для толп зрителей, которые проходили внутрь через северные двери. Это было то самое место, где в течение 500 лет заседали короли Англии. Карла I подняли по боковой лестнице и отвели к небольшому ограждению, возведенному специально для этого случая; здесь он сидел лицом к судьям, спиной к зрителям.

В соседней кабинке стояли трое представителей стороны обвинения. Напротив Карла, под огромным готическим окном, сидели 68 судейских уполномоченных на наклонных скамьях, и свет сзади создавал тень, скрывающую их лица.

В ходе дискуссий в Расписанной палате члены комиссии согласились, что не будут пытаться унизить короля. От него не требовали, как от других заключенных, снимать шляпу или стоять во время вопросов; ему давали время высказаться в ответ на предъявленное ему обвинение.

Брэдшоу встал и открыл заседание. Он заявил, что по указанию Палаты общин они собрались, чтобы судить короля за «бедствия, которые обрушились на эту нацию». Затем он попросил парламентских юристов прочитать обвинение. В этот момент король протянул свою трость с золотым набалдашником через заграждение и ткнул в плечо ведущего прокурора Джона Кука, приказав ему замолчать. Брэдшоу, хладнокровно посмотрев на своего противника, приказал Куку продолжать. Король откинулся на спинку стула и огляделся, пока зачитывалось обвинение. Когда Кук дошел до ключевых слов своей торжественной речи, объявив «Карла Стюарта Тираном и Предателем», обвиняемый просто рассмеялся.

На протяжении большей части процесса Чарльз изображал беззаботное удивление. «Интересно, а по какому праву вы вызываете меня сюда перед собой», — заметил он после того, как обвинение было прочитано. Окинув зал насмешливым взглядом, он продолжил: «Я не вижу здесь лордов, где лорды?» Брэдшоу проигнорировал его вопросы и попросил ответить на обвинение: признает ли заключенный себя виновным или невиновным? Здесь король перевел тему: он был в разгаре переговоров с обеими палатами парламента на острове Уайт, где «мы находились после заключения договора», когда его внезапно увезли и привезли сюда. «На каком основании», спрашивал он, «его судят?»

„Я имею в виду законные основания; в мире много незаконных властей, воров и грабителей у больших дорог; но я хотел бы знать, какой властью я был взят оттуда и перенесен с места на место, и когда я узнаю, по какому закону меня судят, я отвечу“.

На этом суд и застопорился. Не принимая основу, на которой действовала Палата общин, король так и не выступил с заявлением, которое позволило бы судебному разбирательству перейти к заслушиванию доказательств. Конечно, не было никаких исторических оснований для того, чтобы король и Палата лордов были отстранены от власти в королевстве, и Брэдшоу не мог дать приемлемого объяснения того, как это произошло.

„Покажите мне хоть один прецедент, когда короля бы так судили“, — бросил вызов король, уверенный в своей правоте. Юристы составили список средневековых и шотландских правителей, которые были свергнуты силой, полностью уклонившись от неудобного вопроса, заданного королем“».

<…>

«Казнь состоялась через 10 дней после начала суда, суровым, люто-холодным днем во вторник, 30 января. Король был хладнокровен, когда вышел на деревянный помост перед залом в Уайтхолле. В речи, которую мало кто мог услышать, он назвал свой приговор несправедливым, но принял его как божественный суд над ним за то, что семь лет назад он позволил казнить графа Страффорда. Он простил „главных виновников моей смерти, которых Бог знает“, и выразил надежду, что они выполнят свой долг перед королями, которые последуют за ним. Наконец, найдя наконец верные слова, он назвал себя „мучеником за народ“. Когда палач нанес единственный удар, отрубивший Карлу I голову, толпа издала глубокий общий стон».

Blast from the pastИнтересно сейчас почитать небольшую заметку из "Огонька" 1937 года — рассказ журналиста о том, как живет и работает завод Азовсталь в Мариуполе. Типовое советское повествование — но сегодня читается совсем иначе, чем раньше.

https://telegra.ph/Azovstal--material-zhurnala-Ogonyok-za-1937-god-03-20

Telegraph

Азовсталь — материал журнала «Огонёк» за 1937 год

Когда вступил в строй Магнитогорский металлургический комбинат, это событие воспринималось всей нашей страной, как нечто необычайное. Магнитогорск будет давать нашей стране больше чугуна и стали, чем вся довоенная черная металлургия России! Но вот теперь…

Ваше большое вечернее чтение о памятниках, благодаря которым война в России стала важнейшей темой — и отчасти легитимизировала войну нынешнюю «*В очередную годовщину расстрела царской семьи, 17 июля 1993 года, в Пушкине под Петербургом был открыт монумент Николаю II. Память о последнем российском императоре активно возрождалась в России с начала 1990-х годов. Тогда многие рассматривали монархию как одну из альтернатив, и исторических и политических, советскому периоду. Заказчиком очередного памятника был пушкинский предприниматель Сергей Рогов. Спустя три года на камне появилась надпись: «Этот памятник открыт 4/17 июля 1993 г. Воздвигнут русским промышленником-меценатом Сергеем Роговым, невинно убиенным в Царском Селе 6/19 ноября 1996 года».

Бюст Николаю II в Пушкине, установлен в 1993 году
Рогов торговал сжиженным газом и нефтепродуктами и дружил с теннисным тренером и приближенным Бориса Ельцина Шамилем Тарпищевым. Считается, что это знакомство помогло Рогову стать владельцем Тобольского нефтехимического комбината. В Москве Рогова опекал и помогал связями Дмитрий Филиппов, бывший крупный советский номенклатурщик и комсомольский лидер, который в начале 1990-х стал главой петербургской налоговой службы. В 1996 году Рогова застрелили в Пушкине. Спустя два года был убит и Филиппов: его взорвали в подъезде собственного дома в Петербурге. Тобольский нефтехимкобинат вскоре стал частью «Газпрома». А вот памятник последнему российскому императору и сегодня стоит в Пушкине, оставшись частью наследия бурной и смутной эпохи».*С этой истории (которую я нежно люблю) идеально начинать погружение в странный мир мемориалов и памятников в современной России. Специально для @prtbrt написал историю о том, как, в общих чертах, менялась мемориальная политика в России — в советское и постсоветское время.

Важнее всего, мне кажется, обратить внимание на тему войны — сперва Великой Отечественной, а потом и войны вообще. С этой темой пытались работать по разному, но понемногу, еще с конца 1990-х годов, она стала заслонять собой все остальные — и по сути стала единственной той самой «скрепой», отношение к которой стало достаточно универсальным.

Война — не единственная мемориальная тема, о которой я пишу, но так вышло, что именно она стала идеальной основой для постоянного властного обращения к символическому «хорошему прошлому» — в котором Россия шла от победы к победе, а реальные конфликты, по версии власти, не значили почти ничего — если их участники представляли собой аватар государства.

Моим текстом Perito открывает проект, посвященный исследованию памяти о войне и глорификацию войны в постсоветской России. Поэтому читайте — и ждите новых глав!

Perito

Как война стала национальной идеей России

Как устроена государственная политика памяти в России

Last War, Next War — первый спецпроект Perito в 2023 году. Мы разбираемся, как власть осваивала советские и строила собственные военные памятники в качестве элемента общего милитаристского поворота, который в конечном счете привел к боевым действиям в Украине.

В первом материале проекта исследователь медиа, журналист и политолог Егор Сенников разбирается, как российская власть выстраивала свою военную риторику и почему вообще памятники важны для режима. Что такое символическая политика? Почему прославление Великой Отечественной войны превратилось в культ войны вообще, а затем и в настоящую войну? Почему внимание Владимира Путина приковала фигура Александра Невского, и теперь его памятник стоит даже в разрушенном Мариуполе? Мы начинаем историю еще с советского времени, чтобы проследить изменения в риторике войны и мира.

Можем, повторяем: как война стала национальной идеей России

Сам спецпроект состоит из трех текстов, которые выйдут на сайте Perito и на странице Last War, Next War.

@prtbrt

Perito

Как война стала национальной идеей России

Как устроена государственная политика памяти в России